Словарь языка произведений Распутина Валентина Григорьевича

Посреди прихожей разбойной горой громоздятся большой кованый сундук и рядом три узла, куда столкано всё добро. Только на окнах остались занавески. Поначалу Настасья сняла и их, но посмотрела, как окончательно оголилась и остыдилась изба, и не вынесла, повесила обратно. Потом достала старенький половик и тоже вернула на прежнее место у порога с ласковым приговором: «Тебе ли, родненький, в город ехать, жи́зню менять? (Прощание с Матёрой, с. 245)

Народное слово 1, с. 297

ЖИ́ЗНЯ В ГОВОРАХ БАЙКАЛЬСКОЙ СИБИРИ

<…> Война… Голодко́м сиде́ли. Дождалися вёшну, и поехали в Гарьён, много женщин поехало (Гарьён здесь была деревня, их три было, Гарьёна, их уже нету). Поехали туда мы собирать картошку, а дед, он инвалид войны был, и собирали картошку, и смотрим: приезжает молодой парень верхом на коне, председатель колхоза, и он давай бичом стегать этих женщин. С поля выгонял, что картошку гнилую, мёрзлую собирали. А мой-то был… у него на плече то́зовка была, и он её схватил, эту то́зовку, и говорит:

— Сука, я тебя счас самого застрелю!

И он отстал от этих женщин. Вы понимаете, какая жестокость была! Вот видит, люди собирают где колоски, и ето где возле леса. Как увидели, что едет, они все в лес бегут, прячутся, женщины, старухи. Вот так было <…>. Такая жи́зня была. Голод же, доча, вот и голодко́м сиде́ли.

Записано в 1997 г. Афанасьевой-Медведевой Г.В. от Марии Андреевны Багиной (1924 г.р.), проживающей в пос. Икей Тулунского района Иркутской области.
Словарь 11, с. 133-135