Словарь языка произведений Распутина Валентина Григорьевича

— Ишо не лучше! Зачем, говорит. — Старуха досадливо умолкла, но долго не вытерпела: — Напужа́ла ты меня, по сю пору опомниться не могу.

(Последний срок, с. 291)

— Мне бы так, я бы никуды с места не стронулась. Сяла бы и сидела, покамест он [медведь] обратно не пришёл. Он к тёлке, а я на его да как затопочу: ты пошто, мать тебя перемать, Голубева зоришь? Он бы на меня не подумал, он бы подумал, это смерть за ним явилась. Я бы его так напужа́ла, никака медведиха не ототрёт.

(Последний срок, с. 343)

<…> Голос у Настасьи напрягся, она подалась вся вперёд, как наклоняются, не выдерживая, за ответом. — «Можеть, — спрашиваю, — надо чё?» Я же вижу, что он неспроста смотрит. — И откачнулась назад. — А он ничё и не скажи. Знаю, что хочет сказать, а не сказал, — ишь, он боялся напужа́ть меня. А чуял, чуял смерть.

(Прощание с Матёрой, с. 361)

Испуг вышибает у Нины слёзы, она не может сдержать их и под раскаты отходящего грома, всхлипывая, кричит в небо — не кричать невозможно:

— Неделю бы позадь тебе! Неделю! Ещё бы не поздно!

— Ничё-о! — говорит Роман на полукрике. — Ты не пужай его. Ты его напужа́ешь — он сбежит в другую деревню. Ты потраву большую народу сотворишь.

(На родине, с. 307)

Народное слово 2, с. 262

НАПУЖА́ТЬ, ИСПУЖА́ТЬСЯ В ГОВОРАХ БАЙКАЛЬСКОЙ СИБИРИ