Словарь языка произведений Распутина Валентина Григорьевича

Чтобы опять не разбередиться, Дарья осторожно покачала головой и, вздохнув полной грудью, поднялась, пошла в куть и вынесла оттуда пять шоколадных, в пестрой бумажной обёртке конфет — три протянула Богодулу и две оставила себе. — Посласти маленько, я знаю: ты любишь. Помню, поди-ка, в войну хошь на зуб положить, а откуль-то брал по кусочку сахару, давал нам для ску́су. Сердился не дай бог, eжли мы для ребят оставляли, заставлял самих хрумкать. Сластей того сахару я ниче не знаю. То и сладко, чё нету.

(Прощание с Матёрой, с. 226)

Он [Кеша] бережно сгрёб добытую из-под снега бутылку, погладил её нежно и восхитился:

— Нашли, а, Сеня? От нас хрен чё спрячешь! Она за ночь ишо скусне́е сделалась. Нет, правда скусне́е. Хошь кажный раз на вытяжку теперь к Васе в снег заталкивай.

— Заталкивай. Я деньги собирать буду.

— А без денег никак?

— За скус платить надо. Теперь за всё платят.

— А какие твои труды, ежели она в снегу полежит? — задирался Кеша. — Она лежит, ты к ей не трожься. За что деньги?

— Я тебе говорю: за скус. В Сенином огороде она скус не возьмёт, а в моём возьмёт. За бесплатно к Сене толкай, она там дури наберётся.

— Это пошто она у меня дури наберётся? — Только что радовался Сеня: как хорошо, что они с Васей помирились! А он вот что!

(По-соседски, с. 220)

Народное слово 3, с. 287

СКУ́СНЫЙ В ГОВОРАХ БАЙКАЛЬСКОЙ СИБИРИ

Бои-то были (…). Вот весной лёд токо пропихало, и сразу вода сдаёт, сразу же, ешшо совсем не кончился лёд, так ешшо несёт багренец редко, и уже ловушки вот эти ставим, перемёты (связки назывались), перемёт поперёк ставится, поперечник. И вот лёд когда пройдёт, и рыба плывёт. И вот на эти крючки она поддеётся. Но не везде. Она пловёт, у неё же свои дороги, не по всёй реке. Ну, как в мае Ангара прошла, она всплыват. А уже к сенокосу она вверх подыматся.

И вот она идёт вверх опеть по Ангаре, и опеть ловушки ставишь. Ну, везде ставишь. Вот изгадашь на место — всё! Попадат. А не изгадашь, хоть ты сколь ставь. Она тоже, видать, как-то своим местом. Я в Бадарме жил, а потом в Сизовой жили, и добывали этой красной рыбы, кадушки стояли полом…

А ребята вот эту вот максу у меня исть не хотели. А там у кого большие семьи, вот в Сизовой был Михаил такой, Шабалин, ленился, а семья больша, и вот баушка максы ему уташшит, а мои не едят.

А мы и сыру ели. Не том, что сейчас эту красную продают, супротив той вполовину не сравнишь. А тебе говорю, на сковороде аж всё плават, жир-то. И такая ску́сна! Подчерёвки эти в противнях истомят в русской печке. Ребятишки бегают, играют — прибегут, схватят, назобаются и опеть бегают. Оне же сытны.

Записано в 1981 г. Афанасьевой-Медведевой Г. В. от Василия Перфильевича Москвина (1927 г. р.), проживающего в пос. Невон Усть-Илимского района Иркутской области.

Словарь 2, с. 126-127